Художники

Самолет вынырнул из черных туч и устремился на посадку над линией прибоя — слева зловеще колыхался серый океан, справа, словно шипы из кактуса, вздымались невысокие острые горы.

Тенерифе-Юг принял нас неприветливым дождем, таксист возмущенно не поверил, что место, указанное в верхней строчке распечатки из «Гугла», в реальности существует, но ниже все же был конкретный адрес, и машина, миновав многокилометровую вереницу автосалонов вперемежку со сплошь затянутыми тканью банановыми плантациями, свернула в Лос-Кристианосе на дорогу, ведущую в горы. Там видимость упала до минимума, и, когда машина наконец остановилась, из этой невидимости высунулась смутно знакомая характерная фигура, оказавшаяся известным московским художником Никитой Алексеевым, который повел нас с женой под облепливающим дождем каменистыми тропками сквозь заросли кактусов вниз. Там ждал торчащий из склона навес, под которым был большой круглый стол, на столе вино, и Алик в красных спортивных штанах варил сбоку борщ.

Mariposa paisamor*

Эти слова я обнаружил на следующее утро на внутренней стороне ворот, выходя с территории «Проекто культурале», чтобы спуститься с гор на пляж. Погода была уже обычной для этих мест: дождь прекратился, а температура поднялась до 21 градуса выше нуля. Стало очевидно, что если Канарские острова определяют словом «рай», то «Марипоса проекто культурале» — рай обраенный.

Но по порядку. Вечером Никита, проводив нас, тут же удалился размышлять в свой домик на горе, а из темноты возник Валерий Кошляков, который вскричал: «А ты тут как?!» Мы не виделись много лет, но я хорошо помнил, как встретился с Кошляковым, когда он приехал в Москву, в сквоте на Устьинской набережной, и его работы поразили мое воображение близостью к сокровенным истокам, в результате чего я предположил, что ему светит большое будущее. Теперь он один из самых продаваемых за рубежом русских художников.

Мы с Иваном тоже когда-то познакомились в одном из сквотов, где жили и работали художники, и год назад случайно встретились на вернисаже. Он мне рассказал, что теперь живет и работает на Тенерифе, и пригласил в гости. Потом выяснилось, что в Москве он ведет переговоры с Министерством культуры и выбирает художников для участия в проекте «Художник мира». Я решил воспользоваться информационным поводом, чтобы побывать на островах, про которые слышал, что они волшебные.

Минкульт, осознав необходимость внедрить семерых российских художников в это прекрасное место для того, чтобы сделать его еще более прекрасным и интегрировать их национальную лепту в мировой культурный контекст, выделил 10 тысяч долларов из госбюджета. Учитывая стоимость перелета, это были не такие уж большие деньги, и сестра Ивана Марина, успешная предпринимательница из Москвы, причастная к клубному бизнесу, добавила еще пять тысяч. Тем не менее Иван переживал, что условия могут показаться художникам несколько стесненными. Однако в силу того, что он выбрал действительно одних из лучших и собрал их в таком месте, с которым любой бы примирился, сомнения были тщетными.

Для меня все это выглядело так, будто бы я, прихватив вина, отправился из заснеженной Москвы на дачу к друзьям, где собрались другие гости с детьми и вином, а там к тому же случилось лето. Алик, давний житель и знаток этих мест, то и дело варил что-то вкусное, и прочие близко оказавшиеся русские поселенцы охотно помогали чем могли.

Вдали под облаками призрачно присутствовал океан (линия горизонта с трудом определялась), ближе были видны дома с плоскими крышами-водосборниками, рокотал маленький красный трактор, лаяли собаки и кукарекали петухи. Петухи заливались всю ночь напролет, вместо обычно ожидаемых на юге цикад. Вампирам здесь делать нечего.

Территория «Проекто культурале» оказалась больше, чем я ожидал. Раскинувшаяся на склоне от шоссейки Арона-Тунец вниз до огородов с петухами и трактором, она простиралась вширь весьма ощутимо, тесня плоскокрышие дома канарцев. Дорожки из белой гальки сменялись дорожками из серого камня, они вились между пышными зарослями кактусов всех сортов и оттенков, перемежавшимися цветами и пальмами, не говоря уж об артефактах, расположенных буквально в шаговой доступности один от другого, огибали бассейн с белым дном, вода в котором выглядела ярко-голубой. Всюду на всех уровнях были площадки, с которых можно было, удобно расположившись на скамейках, пробовать определять линию горизонта всякий раз в новом обрамлении переднего плана. Вдруг под ноги подворачивалась практически золотая лестница, на каждой ступеньке которой можно было прочитать по-немецки цитату из классиков. Для раздумий. На козырьке навеса над большим круглым столом (там, где кухня) большими буквами было написано: «Там, где опасность, там бдит спасающий также*. Хельдерлин». Невдалеке был домик, альтернативный этому пространству для дискуссий: стол в нем стоял продолговатый, и на стене висело изображение первоначального проекта, которое можно было подсветить лампочкой. Проект назывался «Атлантида» и поражал воображение своим размахом — чем-то напоминал Вавилон. Над дверями этого домика тем не менее было помещено мозаичное изображение бутылки и бокала. Двери были по углам обугленными — они уцелели после пожара павильона на кассельской «Документе» 92-го года, где проект «Атлантида» был впервые представлен в первозданной красоте. Константин Звездочетов, известный русский художник, выставлял на этой «Документе» работу, представлявшую собой мозаичное панно с изображением Никулина, Вицина и Моргунова, из основания которого высовывался кран, откуда при желании лился портвейн «Три топора». Звездочетов заинтересовался проектом и, чуть только представилась возможность, отправился на Гран-Канарию в надежде добраться до Тенерифе и Марипосы, но ему не удалось.